Она заметила его почти сразу - не столько увидела, сколько почувствовала горьковатый и резкий запах опасности, и теперь смотрела, найдя чужое отражение в небольшом зеркале, что висело за стойкой позади бармена, пытаясь понять, что же не так с этим человеком. Не имея ни малейшего понятия ни про психологию, ни про правила отношений, ни про новомодные приемы уравновешивания семейных кризисов, Сатана, тем не менее, была превосходным эмпатом, который ощущал все и даже немного больше, не прикладывая к этому практически никаких усилий. Различая оттенки эмоций по едва заметным морщинам в углу рта или по блеску глаз, девушка знала мысли окружающих задолго до того, как они сами успевали их осознать.
Так, как смотрел на нее мужчина, в одиночестве сидящий в темном углу за низким столиком, не смотрели искатели приключений или ловеласы, собиравшие себе коллекции разбитых женских сердец после одной ночи где-нибудь на простынях придорожной гостиницы, так смотрели звери, загнанные и отчаянные, перед которыми вновь замаячила надежда в виде бреши в цепочке охотников. Его лицо, резкое, смуглое и довольно обветренное, выражало что-то, чего Хеллстром никак не удавалось понять: боль? изумление? горькое недоверие? Опустив голову, рыжая перекинула волосы на другое плечо и прищурилась, глядя в столешницу стойки, по дереву которой бежали куда-то дорожки, заполненные потемневшим от времени лаком. Она напряженно пыталась вспомнить, где видела этого человека, но получалось плохо - выходило, что не видела она его нигде. Кроме нее самой, отца и Азазеля, присматривавшего за племянницей из каких-то малопонятных альтруистических соображений, никто не знал, что демоница вернулась на Землю после своего очередного убийства, даже Малекит был еще не осведомлен о том, что рыжий полярный лис снова к нему вернулся (но Тана в глубине своей непостоянной души была доброй девочкой, поэтому собиралась известить его об этом как можно позже, ибо лично ей путавшийся под ногами телохранитель пока только мешал).
В прошлый раз, встретив незнакомца, который ее узнал, Хеллстром случайно устроила массовый погром, апокалиптические разрушения и познакомилась с Тони Старком. Примерно вспомнив свои прошлые ощущения, суккуб однозначно решила, что второго миллиардера и - упаси Боже - Коулсона на свою прекрасную голову она уже точно никак не выдержит, поэтому пора было собираться и срочно, очень срочно бежать. Как можно дальше. Прекрасно зная о своей удачливости, рыжая не надеялась просто обойтись без небольшой драки, затерявшись среди переулков, но можно было хотя бы увести этого странного мужчину куда подальше, где, по крайней мере, не будет возможности убить случайных людей, оказавшихся не в том месте не в то время. Прощелкав в течение двух секунд в сознании все возможные варианты, демон улыбнулась бармену, протянула ему несколько купюр и стремительно соскользнула с высокого стула, оставив на стойке недопитый коктейль с лаймом на краю бокала. Взметнулись огненные волосы, на мгновение став похожими на крылья огромной птицы, а девушка, ловко проскальзывая между столиков, легко выпорхнула в дверь, словно не чувствуя высоких каблуков и узкой юбки. Шаги ее были бесшумны и мягки, будто у огромной кошки, которую потревожил слишком громкий звук.
Набросив на голову капюшон из легкого шелкового шарфа, Тана быстро пошла по улице, повесив сумку на плечо. Она не оглядывалась и не останавливалась, но чувствовала, что человек, быстрый и почти незаметный, несмотря на свои габариты накачанной тумбочки, следует за ней; девушка пошла еще быстрее, нырнула в какой-то переулок, свернула на одну авеню, потом другую, снова в переулок. В ее движении на первый взгляд не было видно логики, но, если судить по той целеустремленности, с которой рыжая уже почти летела над землей, она точно знала, куда идет, и вряд ли в конце пути ее тихого преследователя ждало что-то слишком приятное. В лучшем случае из него могли ложечкой вытащить сначала мозг, а потом - в завершение, так сказать, - еще и душу. В темноте было видно, как изумрудные глаза демона подернулись едва заметной темной пленкой, пропуская вокруг зрачка какое-то странное, недоброе сияние густо-алого цвета.
Но все же, чего же он хотел - и что такого увидел?
Бросив взгляд на отражение в дверце проезжавшего мимо автомобиля, Сатана чуть заметно качнула головой и снова ускорила шаг. Мгновение - и она уже виднеется где-то далеко в толпе, оставив после себя лишь мягкий запах пепла и сгоревших роз.

Католический костел, куда и спешила рыжая, пробежав по лестнице и проскользнув в приоткрытую тяжелую дверь, встретил девушку пустотой и теплом горящих свечей. Проходя сквозь зал, в котором гулко отдавался стук ее каблуков по каменному полу, мимо лакированных деревянных скамеек, на которых играли блики от лампад, девушка на мгновение остановилась около алтаря, почувствовав соленый привкус воспоминаний, связанных с этим местом. Все здесь было, как раньше, когда отец Херон еще был жив: та же белая ткань на каменном возвышении, то же распятие, те же барельефы, и казалось, что сейчас преподобный отец спустится из библиотеки, где любил сидеть по ночам, когда его мучила бессонница. Обернувшись через плечо и стоя вполоборота - бледный хрупкий силуэт, объятый тусклым пламенем от огня, бывшего здесь единственным освещением, суккуб снова посмотрела на мужчину, шедшего за ней по пятам, словно волк, вставший на след добычи, развернулась на каблуках и скользнула в боковой выход, быстрым прикосновением пальцев к замку открыв его и толкнув дверь от себя. Прохлада августовской ночи, еще летней, но уже чувствовавшей неумолимое приближение сентября, влажной мягкой ладонью наотмашь ударила ее по лицу.
Сатана знала, куда шла, и бесстрашно шагнула из церкви наружу; рванувшийся к ней ветер схватил тонкую ткань шарфа, сорвал его с головы, взметнул ослепительным водопадом волосы, угольками отблескивающие в полумраке, а суккуб спешила к ограде кладбища, примыкавшего к костелу. Раньше, еще две своих смерти назад - было что-то совершенно сумасшедшее в том, чтобы изменять время тем, насколько ты из него выпадаешь - Хеллстром бывала здесь так часто, что могла бы пройти с закрытыми глазами и ни разу не ошибиться с поворотом. Из-за позднего времени ворота были уже закрыты, и рыжая, подойдя к ограде, помедлила несколько секунд перед тем, как с ловкостью кошки ухватиться за верхнюю перекладину и, подтянувшись на руках, бесшумно спрыгнуть на землю с той стороны. Конечно, можно было бы просто взлететь, но Тана не хотела сразу показывать тот скорбный для охотников за ее шкуркой факт, что все ее способности вернулись в полной мере и трогать дочь дьявола снова становится чудовищно плохой затеей. В основном потому, что сама она зачастую не знала, чем это может закончиться.
Погост на освещенной земле был небольшим: три десятка могил с аккуратными памятниками да пара каменных ангелов с огромными расправленными крыльями, наблюдавших за происходящим уже добрую сотню лет своими пустыми глазницами. Эти статуи почему-то всегда пугали рыжую, хотя она знала, что с настоящими посланниками Бога они не имеют ничего общего - но было в них что-то жутковатое, надломленное, словно они впитали в себя горечь и боль тех, кто хоронил здесь своих близких. Пройдя еще немного, демон остановилась около одной могилы, протянув ладонь, бережно, с каким-то неловким трепетом коснулась ладонью холодного шершавого гранита, на котором было выгравировано имя "Michael Heron". Вечно обреченные встречаться и терять друг друга, чуждые по самой своей сути и вопреки всему привязавшиеся друг к другу - сложно вообще было понять, что могло связывать Хеллстром с пастором.
Так она и стояла, глядя в никуда и перекатывая в сознании тяжелые шарики мыслей, вмиг ставшие почти что камнями, пока на плечо ей не легла чужая ладонь, тяжелая и горячая. С некоторым трудом отогнав от себя желание резко сбросить ее прочь, приложив мужчину о какой-нибудь близлежащий монумент, суккуб резко повернулась, одновременно делая два шага назад. Они так и стояли друг напротив друга, в самом, пожалуй, подходящем для сумасшедших и нереальных встреч месте. Сложив руки на груди, Тана тяжело смотрела на человека перед ней, словно пытаясь понять, что он вообще от нее хочет, и получалось это все как-то неважно.
- Кто я? - наконец спросила она тихо и как-то недоверчиво.

На самом деле, сверхъестественная красота суккуба - не столько дар, сколько его великое наказание и беда. Хеллстром могла не думать о том, что видят в ней мужчины, цеплявшиеся взглядом за рыжие волосы, но что-то древнее, темное, появившееся в мире задолго до человеческого рода, меняло ее в чужих глазах, превращая в женщин, которыми Сатана никогда не могла быть, и заставляя их тени тревожить воображение бывших поклонников и мужей. Сейчас, стоя под этим проливным дождем, тяжелыми гулкими каплями барабанившими по ее легкому пиджаку и по плотной кожаной куртке мужчины, демон думала о том, что все это куда сложнее, чем кажется на первый взгляд. Совершенно внезапно - в первую очередь, как бы странно это не звучало, для себя - девушка поняла, что случилось, но особой радости это осознание ей не принесло.
Незнакомец гнался сквозь ночной город не за ней, не за Адской королевой: как и многие прежде, за десятилетия до него, он узнал в случайно встреченной девушке совсем другую, которую, должно быть, когда-то слишком сильно любил, и видел ее в густо-зеленых глазах до сих пор. Рыжая знала, что иногда так бывает, когда человек слишком отчаянно чего-то ищет, но не знала, что с этим делать. Она не хотела быть отражением кого-то другого, если уж на то пошло, она не хотела быть отражением даже самой себя, потому что в последнее время проблем от этого становилось все больше - то своя смерть, то чужая, то хотя бы постапокалиптическая драма, захватывающая половину континента. И все это, что характерно, без всякого осмысленного влияния со стороны самой Хеллстром.
Подняв руки к длинным мягким волосам, которые плевать хотели на дождь, даже не думая не то, что стать мокрыми, но хотя бы изобразить, что вода имеет над ними какую-то силу, девушка запустила пальцы в их теплую густоту и сильно сжала, словно болью пытаясь вытеснить прочь чужой образ, теперь назойливо маячивший в мозгу. Это было ужасно, чувствовать, как по мостику, сотканному из чужой боли, в нее просачивается чья-то другая личность, сплетенная из крови, ожиданий и памяти. В голове Таны и так царил чертов оркестр, и еще один голос в нем был совершенно однозначно лишним. Сейчас ей хотелось кричать, причем, кажется, не меньше, чем случайному гостю в этой ночной тишине.
Каблуки ее босоножек, попав в щель между двумя большими плитами, утопали в ливне, и эти капли стремительно впитывались в землю, барабанили по надгробиям, тяжелым, органным ритмом, и было в их звуке что-то невыносимо ритмичное, горьковатое на вкус.
- Я не Джин! - королева отступила еще на шаг, уходя, выскальзывая прочь, подальше от чужой руки, и мокрые полы ее платья заиграли влажными разводами. - Я - не Джин!
Отчаянный уже-почти-крик. Хеллстром после очередной смерти и сама уж не была уверена, кто она вообще такая. Каждый раз путешествие на историческую родину что-то сбивало в ее сознании, после чего девушка сама начинала сомневаться, не приснилось ли ей происходящее и, может быть, легче просто считать себя тихо сошедшей с ума на закате лет старушкой, чем раз в пару лет гарантированно перебираться через Лету. Проблема серьезно усложнялась тем, что Лета была вполне даже реальной, и Харон, методично гребший через ее воды, был склочноватым, но вполне существующим стариком, и сбежать от этого осознания суккубу было просто некуда.
Самое смешное сейчас было в том, что Сатана не знала, что вообще делать - и делать ли. Можно было бы выманить душу у этого человека с жестоким обветренным лицом, в чьих глазах лежала давняя тоска, но что с этого было толку? Демон даже не была голодна, а отнять самое ценное за то, что все равно не вернешь, той ее части, что все еще помнила слово "человечность", казалось совершенно бесчестным обменом. Так они и стояли, два одиноких, заблудившихся существа, у которых, похоже, все, что было ценного в жизни, смыло сегодняшним августовским ливнем, оставив только обнаженную горечь.

Отредактировано Satana Hellstrom (2015-10-11 23:42:39)

И что-то сломалось: Хеллстром почти физически почувствовала, как реальность для них обоих вдруг изменилась, теряя эту невероятную хрупкость чужих желаний, нашедших себе воплощение в красоте демона. Незнакомец тоже попятился от своей собеседницы, вдруг словно осознав, что смотрит на совсем другую женщину; лицо его исказилось, пропуская сквозь себя гримасу звериной, отчаянной тоски, а еще спустя секунду он бросился прочь, оставив Сатану стоять под струями этого проклятого ливня, слушая, как дождь кричит ей о прошлом и будущем, что он хотел смыть с лица земли и унести в вечный океан.
Сама себе девушка не могла объяснить, какого черта пошла следом за этим странным мужчиной, закутавшись в ночную тень так плотно, что стала невидимой для простых взглядов, которым не хотела показываться, но почему-то пошла, наблюдая с расстояния в несколько метров, как незнакомец пьет на этой своей лавочке, промокший и одинокий, и думала, что ей надо все это бросить и идти по своим делам. Этот человек был далек от нее так же, как далеки от нее были какие-нибудь африканские туземцы, умирающие от жажды, хотя помочь им было бы проще, потому что стихийная магия была делом нехитрым и мощным, как советский танк. Но она стояла и ждала, сама не зная, чего. Не зря отец вечно ругал ее за сентиментальность, опасную для трона - было в Сатане это нелепое стремление вытащить тех, кто был ей чужд и по крови, и по сути, и подавлять она его не умела совершенно.
Но королева, пожалуй, все-таки ушла бы, если бы мужчина не уронил голову на грудь. Конечно, после трех бутылок алкоголя, выпитых в одно горло, да еще смешанных с добрым килограммом таблеток, которые вполне могли сойти за хороший шаманский ужин, немудрено было уснуть, но Хеллстром почему-то сомневалась, что дело только в этом. Этот человек, что гнался за ней, как за последней своей надеждой, пах болью, он весь пропитался этим ядом и горечью, и душа его, яркой искоркой сиявшая под сердцем, темнела по краям, покрываясь отчаянным гное. И, в конце концов, проиграв очнувшейся человечности по всем фронтам, рыжая решилась, стремительно выскальзывая из своего кокона, бесшумно села рядом, коснулась двумя пальцами шеи мужчины. Кто-то из поздних прохожих неодобрительно покосился на эту странную парочку, но Сатане стоило лишь поджать губы в сердитом жесте, как случайный свидетель испарился в неизвестной дали, почему-то предпочтя не наживать себе проблем от этой рыжей красотки с взглядом маньяка.
- Боже мой и Отче наш, куда я лезу и зачем, - прошептала она себе под нос, беря мужчину за руку и закрывая глаза. - Спаси меня милостью своей от отца, когда он это узнает...
Спустя мгновение их обоих уже не было в парке.
В своей квартире, без особого, в общем-то, труда неся на себе бессознательное тело, суккуб дотащила его до разобранного дивана в гостиной, взглядом заставив аккуратную стопочку книг взмыть с него вверх и перебраться на журнальный столик, после чего с мягкой осторожностью уложила свою находку на мягкое ложе. Хлопком в ладоши заставив выключиться электрический свет, Тана кончиком указательного пальца зажгла стоящую рядом с подлокотником свечу, бросила куда-то в сторону свою сумку, отправила следом пиджак и шарф и, закатав рукава легкого платья, стала раздевать незнакомца. Можно, конечно, было просто попробовать высушить одежду, но демон не была уверена, что случайно не заставит ее вспыхнуть и превратиться в огненный ком: с кострами всегда все было сложно. Джинсы она, тяжко поразмышляв некоторое время, решила пока оставить так, а вот косуху, весившую - так, навскидку - килограмм пятнадцать, ботинки и рубашку унесла в ванную, где просто покидала все на пол, решив попытаться спасти одежду как-нибудь потом.
Вернулась она довольно быстро, отряхивая руки, горьковато пахнувшие каким-то терпким травяным маслом, села на край дивана, поджав под себя одну ногу, и протянула руки к чужим вискам. Длинные горячие пальцы, запутавшись в густых темных волосах, казалось, вспыхнули на кончиках ногтей тусклым золотом, пока Хеллстром торопливо что-то шептала, вспоминая нужную формулу, и глаза ее становились все темнее, превращаясь в омуты вечного мрака.
"И пусть твоя боль станет моей, и пусть уходит в землю, на которой по весне расцветут алые маки..."
Когда она отняла ладони от мужчины, руки суккуба едва заметно подрагивали.