Marvelwars

Объявление


Пеппер Поттс, Эмма Фрост, Скотт Саммерс, Питер Паркер, Рид Ричардс, Хэнк Пим, Барни Бартон, Ник Фьюри, Сокол, Кэрол Дэнверс, Вижн, Джонни Шторм.
Игровое время: 1 сентября - 31 сентября 2015.

31.12.: Дорогие игроки и гости форума, поздравляем Вас с Новым годом и желаем всех благ! Да пребудет с Вами Сила!

27.11.: Короткое новое Объявление!

Гражданская война наконец окончена, а Вторжение скруллов набирает обороты! Вашему вниманию предоставляется новый квест, Дикая земля, в котором могут принять участие все желающие.
Стивен Роджерс, Тони Старк, Наташа Романова и Лора Кинни

Рейтинг форумов Forum-top.ru

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Marvelwars » Флеш » [15.07.2015] Кто не работает, тот ест!


[15.07.2015] Кто не работает, тот ест!

Сообщений 1 страница 6 из 6

1

http://sg.uploads.ru/SC5B7.jpg
Время: 15.07.2015 - вечер, плавно катящийся к позднему
Место: окрестности химзавода в окрестностях Нью-Йорка
Участники: Bucky Barnes, Yuriy Orlov
Краткое описание: Каждый русский (даже если он американец) никогда не против выпить и закусить в хорошей компании. Даже если выпить кефира и закусить батоном.

[AVA]https://img-fotki.yandex.ru/get/15547/99312310.a/0_c524f_f55f96ee_orig[/AVA]
[STA]made in USSR[/STA]

Отредактировано Bucky Barnes (2015-08-11 18:37:16)

+3

2

У Баки в последнее время было слишком много проблем, чтобы успевать замечать мир вокруг. Обычный мир. Который видят нормальные люди. Без нескончаемых метаний на тему, кто правее в фактически идущей полным ходом супергеройской войне. Не то чтобы эта война не касалась тех самых обычных людей, но всё же не настолько плотно.
В какой-то степени Баки было интересно, как люди относились бы к лично его подзаебавшим изображениям Капитана Америки и Железного Человека с прилагающимися шкалами процентов, если бы каждому из них приходилось всё время помнить, что твой лучший друг нынче вне закона, что он лидер Сопротивления, идеи которого ты не совсем понимаешь и не можешь принять. Что против него на стороне Акта не какой-то левый хрен в консервной банке, методы работы которого ты не можешь принять с тем же успехом, как и идеи Сопротивления, а его друг, с которым ты и сам успел наладить нечто вроде начального приятельского взаимодействия. Во всяком случае, совсем чужим человеком его уже точно не назовёшь. Как и директора ЩИТа. Как и многих других, стоящих по разные стороны баррикад. А для полного счастья, неоднозначным образом важная тебе женщина за каких-то пару недель успела дважды сменить сторону в этом конфликте. Причём это ещё не считая того, что вместо неё какое-то время был скрулл, сама она нихрена не помнит с самого начала месяца, и кто именно бегал из ЩИТа в Сопротивление и обратно, сам чёрт не разберёт.
Барнс был солдатом, убийцей и тайным агентом с таким стажем, который не снился большей части участников нынешнего конфликта. Причём вместе взятой большей их части. Но сегодняшним утром он поймал себя на мысли, что скучает по Второй Мировой. Тогда всё было так легко и понятно: здесь друзья, там враги. Даже в СССР всё было намного проще. Просто будь идеологически крепок, и всегда будешь на правильной стороне.
В тот момент, когда голову начали посещать иррационально благостные воспоминания о КГБ, Баки нордическим волевым усилием вытряс из себя все околовоенные мысли. Подчистую. И отправился шляться по городу. Просто так. Глазеть на людей и витрины, кормить голубей и бродячих собак, завидовать спящим на подоконниках толстым кошкам, незаметно строить смешные рожи детям в колясках.
Вот только в городе было слишком много экранов, плакатов, билбордов, объявлений, журнальных обложек и заголовков газет. Всего того, что Баки не желал видеть хоть один день. И в конце концов ноги, метро, автобус, ещё раз метро и снова ноги принесли его туда, куда весь этот шум, гам, разборки и провокации не долетали. В Землю Обетованную. Пустырь между трассой и каким-то заводом. Кажется, химическим.
На пустыре, по всему судя, что-то планировалось построить. Причём планировалось давно и безнадёжно. Пара небольших кирпичных коробок была возведена до третьего этажа и благополучно заброшена до лучших времён. Небрежной пирамидой громоздилось несколько широких, по пояс Баки, чёрных пластиковых труб. Не было ни строителей, ни охраны, ни даже какой-нибудь завалящей таблички "вход воспрещён". Чем ни прекрасное место для позднего перекусона?
Барнс угнездился на верхней трубе, скинул рюкзак и с наслаждением полной грудью вдохнул посвежевший к вечеру воздух. Пахло травой и бетонной пылью, лёгкие вкрапления чего-то смутно технического, чуть щекочущего ноздри, обозначали близость завода. Мир жил своей жизнью, солнце клонилось к закату, о чём-то задумчиво стрекотали вечерние насекомые. Всё было в точности так же, как сто, двести, тысячу лет назад. И ещё через тысячу будет так же. Господи, как же это было успокаивающе. До приятного холодка в желудке. Потрясающее ощущение. Ты живёшь, умрёшь, канут в лету все треволнения бегущих галопом дней, мир изменится, казалось бы, до неузнаваемости, но всё-таки будет прежним.
Пару минут Баки просто смотрел, запрокинув голову, как медленно меняло цвет небо и плывшие по нему облака. Слушал мир. И дышал. А потом на мгновение закрыл глаза, коротко выдохнул, улыбнулся выглянувшей из-за труб лохматой собаке и полез в рюкзак за благоразумно припасённым ужином. Всего лишь батон белого хлеба, литровая бутылка кефира и отрез варёной колбасы. Докторской. Купленной в русском магазине, волею судеб встретившемся на пути.
Из половины батона и трети колбасы вышел отличный бутерброд. Отхлебнув кефира и осторожно зажав мягкую пластиковую бутылку коленями, Баки призывно помахал добротным кругляшом колбасы задумчиво принюхивавшейся псине. Псина жест поняла, оценила и, дружелюбно помахивая хвостом, двинулась за угощением. Нисколько не напрягаясь, встала передними лапами на нижнюю трубу. Крупная животина.
- Лови, - усмехнулся Барнс, аккуратно бросив колбасу в район собачьей морды.
Клыкастая пасть с влажным чавком молниеносно проглотила добычу. Баки ждал, что после такого взаимно приятного знакомства придётся под обезоруживающим собачьим взглядом распрощаться и со всей остальной колбасой, но собака внезапно отвлеклась - потянула носом, насторожила уши и, вернув лапы на землю, обернулась к дороге. Баки, зная, что просто так от еды бродячего пса хрен оторвёшь, поднял глаза в ту же сторону.
От дороги шёл человек. Один.
Пёс дёрнул носом и вновь посвятил своё внимание колбасе, зазывно распространявшей дивные ароматы из бутерброда в руках человека на трубах. Зверь не чуял вражды в том другом приближавшемся человеке. Мало ли их тут ходит. Правда обычно не в это время.
Барнс в отличие от собаки пока упускать незваного гостя из внимания не спешил. Если кто-то не был врагом собаке, это вовсе не значило, что он не мог оказаться врагом человеку.
[AVA]https://img-fotki.yandex.ru/get/6214/99312310.b/0_c528b_644529f9_orig[/AVA]

Отредактировано Bucky Barnes (2015-08-11 18:38:34)

+6

3

Несмотря на то, что с момента его регистрации в качестве официального героя прошло уже почти три недели, Юрий всё ещё не совсем понимал, что ему делать с внезапно обретённой свободой. Относительной, конечно, но всё же свободой - впервые за всю свою жизнь в штатах он мог пролететь над городом без риска быть подстреленным, появиться в людном месте с открытым лицом, не опасаясь, что его опознают агенты Щ.И.Т.а или просто приобрести всё, что его интересует не прибегая к помощи подставных лиц. Да, разумеется была ещё отчётность, необходимость периодически участвовать в боевых операциях и прочие неудобства, однако с тем же самым ему приходилось сталкиваться, работая в КГБ. К тому же, он присягнул Соединённым Штатам, и нарушать присягу не собирался. Он искренне недоумевал, почему отдельные упёртые товарищи, во главе с звёздно-полосатым детищем дядюшки Сэма, не могут принять акт, как должное и подчиниться воле своего правительства. Уж для кого как, а для Капитана-то понятия долга и служения Родине не должны быть пустым звуком. В конце концов, он пришёл к выводу, что обилие либеральных свобод настолько развратило этих героев-подпольщиков, что они утратили всякие нравственные ориентиры, запутавшись в паутине сомнений и разрываясь между личными желаниями и требованиями разума. Орлов же от подобных терзаний был свободен, а потому принялся навёрстывать упущенное за долгие годы отсутствия и навещать старых знакомых.
Первым делом он отправился на Брайтон-бич и за несколько дней обошёл его весь. Брайтон изменился изрядно и Юрий не мог так сразу решить в худшую или в лучшую сторону. Некогда серые бедноватые кварталы выросли вверх, заблистали неоновыми огнями. На месте бывших трущоб теперь высились бунгало коренных янки, нахлынувших на Брайтон. Однако некоторые вещи остались неизменными, такие как театр Миллениум на Брайтон-бич авеню.
Понарезав круги по всей маленькой Одессе, Орлов как вкопанный остановился возле этого невысокого здания, несколько минут постоял, изучая афишу, и твёрдым шагом направился к кассе. По привычке ляпнул "ван тиккет, плиз", услышал в ответ "здесь таки вам не Бродвей, держите билет на здоровье", прошёл внутрь и с наслаждением опустился в одно из кресле в заполненном на две трети зрительном зале. Погасили свет, на сцену вышел выряженный в черкески и папахи казацкий хор. Пели стандартное - "Любо, братцы", "Чёрного Ворона", ещё что-то подобное, да Орлов особо и не прислушивался - его волновала сама атмосфера этого мероприятия, а не родные напевы. Он ностальгировал не по реальной родине, которую покинул буквально меньше месяца назад, а по тому её подобию, которым был Брайтон двадцать лет назад. По тому русскому району, в котором он когда-то жил.
После концерта он отправился искать бар "Садко", лелея надежду на то, что его не снесли за долгое время. Кабак был цел и даже не особо изменился, хотя, за барной стойкой, понятное дело, стоял уже совсем другой человек. Он взял расстегай с сайрой и сто грамм водки. Потом повторил несколько раз с нужными интервалами, чтобы быстро не опьянеть. Пробыл в "Садко" часа четыре, сидя на барном стуле и одновременно поглядывая на экран, где транслировался концерт столетней давности, и прислушиваясь к разговорам вокруг. Когда-то в этот бар любили заглянуть многие его старые знакомые - Борис Буллски, он же Титановый Человек, Алексей Сицевич, более известный как Носорог, Мерзость, когда принимал форму Эмиля Блонски. По слухам даже Хамелеон появлялся под чужой личиной, вынюхивая нужную информацию. Конечно, никого из них он здесь теперь не видел. Из обрывков речей, долетающих до него, исходило, что Титановый Человек обвиняется в покушении на Старка и где-то скрывается, Носорог на удивление примерно мотает срок в Рафте, а Блонски то ли бесследно пропал, то ли вообще кормит червей. Выпив третью, Юрий решил, что на сегодня с него хватит, купил бутылку "Нарзана", вышел на улицу и пошёл на далёкие крики чаек.
Оказавшись на набережной, он остановился, какое-то время просто смотрел на вечереющее небо и большими глотками пил "Нарзан", чувствуя, как стремительно трезвеет. Когда бутылка опустела, Орлов одним мощным броском зашвырнул её в воду, развернулся и побрёл куда глядели глаза.
Конечно, в любой момент с ним могли связаться из Щ.И.Т.а и дёрнуть на какое-нибудь задание, но костюм больше не нужно было таскать на себе. Спасибо Старку, проапгрейдившему изрядно устаревшую броню - теперь её можно было вызвать, просто назвав голосовой код в спрятанный в воротнике микрофон. Для экстренных случаев были и другие способы, но в любом случае сейчас он не хотел привлекать к себе лишнее внимание. Да и зачем костюм Динамо, когда есть две крепкие ноги, которые вполне могут удержать на себе его тело?
В итоге эти ноги завели его куда-то на окраину Нью-Йорка, к какому-то пустырю, заваленному стройматериалами. Поглядывая по сторонам, чтобы не дай бог не врезаться во что-нибудь головой, и поднимая клубы строительной пыли, моментально оседающей на ботинках, Юрий бесцельно бродил по стройке, пытаясь окончательно протрезветь и заодно угадать, что же такое здесь строится. Остановившись передохнуть, он вдруг увидел далеко впереди себя косматого бродячего пса, настороженно повернувшего голову в его сторону. Впрочем, пёс практически тут же потерял к Орлову интерес, из чего тот заключил вывод, что неподалёку есть кто-то ещё. Возможно бродяга, а может какой-нибудь любитель собак и строек, так же бесцельно шатающийся по окрестностям города, как и он сам. Осторожно, дабы не спровоцировать чью бы там ни было агрессию, Юрий направился в сторону собаки и вскоре действительно заметил человека, сидящего на трубах и неторопливо поглощающего нехитрый ужин. Орлов поднял руки, в знак своих мирных намерений, и приблизился, а когда разглядел лицо незнакомца, то негромко охнул от удивления.
И было чему дивиться - прямо перед ним невозмутимо сидел бывший коллега по КГБ, которого он не видел уже больше двадцати лет. И что самое интересное - он почти не изменился за прошедшие годы, в то время как сам Юрий успел обзавестись сединой в волосах. Стараясь скрыть своё удивление, Орлов подался вперёд и уселся неподалёку.
- Сколько лет, сколько зим... Зимний. Видать, сегодня у меня и вправду день ностальгии и воспоминаний, раз под вечер я натыкаюсь на тебя где-то у чёрта на куличках. Угостишь старого боевого товарища кефиром? А то меня изжога от этого чёртова расстегая скоро вконец доконает.

Отредактировано Yuriy Orlov (2015-07-15 07:13:43)

+5

4

Привыкнуть можно ко всему. Почти. Случаются осечки. И мутная, рвущая голову боль, с которой приходили воспоминания, относилась к тем исключениям, на которые привыкание Баки не распространялась. Она с некоторых пор стала для него воплощением выражения "каждый раз как в первый".
Но всё в мире относительно. И это воистину так. Каждый всплеск не до конца восстановленной памяти был болью. Но относительно друг друга все они были болезненны в разной степени и по-разному. К примеру, воспоминания о подошедшем и заговорившем человеке отдавали ноющей тяжестью в основании черепа. Плясали режущей капелью по макушке. Растекались тугой давящей плёнкой по вискам.
Баки невольно прикрыл глаза. Не на долго. Две-три секунды.
Под веками калейдоскопом метались образы. Рыжевато-бурые сухие холмы, подступающие к самому морю. Красно-бело-чёрный триколор со звездой в голубом треугольнике. Старые камни арабских крепостей. Педантичные стопки документов. Извилистые узкие улицы, смуглые лица. Склады нелегального оружия. Карпов. Генерал-майор Василий Карпов, чью жизнь Зимний Солдат защищал в те времена в качестве личного телохранителя. Южный Йемен.
"Иронично", - какая-то часть Баки Барнса очень хотела смеяться. Невесело. И, наверное, чуть недоверчиво.
Народная Демократическая Республика Йемен. 1986 год. Война. Гражданская, мать её так и разедак, война. Карпов, ищущий, боже мой, сказать кому - не поверят, варианты мирного урегулирования конфликта. Массовые эвакуации. Неразбериха. И прибытие Красного Динамо в качестве поддержки миротворческой миссии.
Баки всё-таки фыркнул, коротко дёрнув углом губ. Объявившийся посреди наглядной визуализации краха американской мечты пилот советского аналога Железного Человека, ведший беседу о расстегаях, изжоге и кефире, очень смахивал на изощрённую насмешку судьбы. В пору было бы активировать паранойю, задуматься о мстительных спецслужбах и иже с ними. Если бы не устало-разочарованный взгляд всё того же честного солдата, каким сохранила пилота истасканная, но упрямая память Зимнего. Годы, кроме тусклой горчинки предательства на дне зрачков, добавили ему морщин и пепла в волосах, но не окутали полынным флёром лжи.
- Угощайся, - переставив бутылку поближе к разложенному на рюкзаке хлебу и колбасе, Баки обвёл "поляну" широким приглашающим жестом. Говорить по-русски он всеми силами избегал с того самого момента, как сжал пальцы бионической руки на звонко хрустнувшем Кубе. И когда всё-таки приходилось, не отпускало смутное ощущение некой натянутой фальши в собственном голосе. Но сейчас русское слово пришло на язык само, словно только и дожидалось, когда он позволит ему сорваться. И тут же следом пришло ещё одно, и ещё:
- Извини, я... помню тебя, но не твоё имя. У меня слегка это... - витиеватое движение пальцами в районе виска Баки, после секундного размышления, счёл недостаточно внятным изображением частичной амнезии и продолжил фразу: - ...небольшие проблемы с памятью.
Бутерброд в компании Красного Динамо на окраине Нью-Йорка в 2015 году. Веяло от этого дела лёгким сюрреализмом. Но жизнь Барнса, как водится среди людей с неординарными возможностями, целиком и полностью смахивала на шизоидальный бред. Особенно в последнее время. Так что он, философски приняв сей житейский факт как данность и хрен положив на все и всяческие условности бытия, невозмутимо вгрызся в переложенный колбасой кусок батона. Вдумчиво прожевал. И остро покосившись на внезапного компаньона, с нехорошим нажимом, сделавшим вопрос наполовину утверждением, бросил:
- Списали?
Это было не столько вопросом как таковым, сколько ненавязчивым предложением рассказать, что именно произошло. Не захочет распространяться - можно просто согласиться, что да, мол, списали. И баста. Ну а захочет поделиться - Баки не прочь послушать. В его нынешней жизни, признаться, чертовски не хватало историй живых людей. Память по большей части хранила повести о мертвецах. К тому же, встреча с пилотом Динамо будила в основном неплохие воспоминания. Охрана Карпова, как ни странно, была не худшим периодом в жизни Баки.
[AVA]https://img-fotki.yandex.ru/get/6106/99312310.c/0_c528e_52584445_orig[/AVA]

Отредактировано Bucky Barnes (2015-08-11 18:39:32)

+5

5

Орлов пригубил прямо из горла и почувствовал, как жжение в груди постепенно исчезает. Следом за ним и из головы выветрился остаток хмеля. Орлов сделал ещё один солидный глоток и поставил бутылку на прежнее место.
- Юра, - представился он. - Как Гагарин, только Орлов.
Шутки не получилось. С чувством юмора у него, на самом деле, всегда было так себе. Он охотно и искренне смеялся над чужими анекдотами, рассказанными в тесном товарищеском кругу под бутылку чего-нибудь крепкого, каждый раз как впервые смеялся над забавными моментами в любимых, засмотренных до дыр комедиях, но вот собственные шутки у него как-то не клеились. Хотя какое уж тут веселье, ситуация была серьёзная - Зимний солдат находился в розыске, а неделю назад был арестован Щ.И.Т.ом, но успешно сбежал. По правилам, Орлову следовало бы вызвать агентов и постараться задержать его до их прибытия, но то по правилам. Орлов же собирался поступить по совести, а совесть подсказывала ему, что сдавать бывших боевых товарищей - подло. К тому же, он сильно сомневался, что даже в модифицированном Старком костюме сможет одолеть Зимнего. В том, что этот парень с железной рукой тип опасный, он успел убедиться ещё тогда, в Йемене, когда встретился с ним в первый и последний раз.
Орлова накрыло воспоминаниями. Это было начало 86-го года. Горби уже у власти, но лицо у социализма всё ещё не человечье. Перестройка уже началась, но лёд в отношениях с западом и не думал таять. ЧАЭС ещё не рванула, нефть ещё не упала в цене, Би-би-си ещё не перестали глушить и Сахаров ещё не вернулся из ссылки. Старк ещё не Железный Человек, а он уже Красный Динамо.
Как он был тогда молод. Сколько ему было? Двадцать? Двадцать один? Не было ещё морщин, не было серебра в висках, но это внешне, а внутри... внутри он уже тогда успел постареть лет на десять. Тогда он смотрел загнанным псом и боялся своих же командиров. Только небо и ощущение полёта давало ему чувство свободы и силы жить дальше, да пожалуй ещё накрепко вбитые в голову понятия о чести и служении Родине. Хладнокровие и спокойствие пришли позже, через несколько лет, когда он понял, что необходим им, что никто не пустит его в расход без крайней необходимости. Да, броня много раз переходила из рук в руки,  порой меняя по несколько владельцев за год, но какого ещё пилота гэбисты стали бы вытаскивать из-под трибунала? Эта мысль приятно щекотала самолюбие Орлова и создавала у него иллюзию собственной незаменимости, которая без следа развеялась в 91-м, когда про него просто забыли. Наверное тогда он прозрел окончательно.
Однако там, в Йемене, он был совсем другим человеком, одержимым двумя чувствами - долга, по отношению к своей стране, и страха, по отношению к начальству. Неудивительно, что Зимний тогда поразил его. Он не был похож решительно ни на один тип солдат, с которыми Орлову приходилось сталкиваться в своей жизни. В нём не было усталой обречённости молодых афганцев, чванливости штабистов, горделивой стати старых боевых офицеров. В нём вообще мало было человеческого, он был похож больше на оружие, ведомое чужой рукой, но оттого не менее смертоносное. Жалости в нём не должно было быть по определению. Ему не нужно было надевать алую броню, чтобы стать машиной для убийства. Он уже был ей. Сейчас, глядя на этого человека, Орлов силился понять, насколько сильно тот изменился с тех пор и изменился ли вообще. Манера речи на первый взгляд не слишком отличалась от прежней, но вот в глазах, как показалось Юрию, уже не было того холода.
Услышав полуутвердительное-полувопросительное "Списали", Орлов криво ухмыльнулся.
- Вроде того, - ответил он. - Хотели и утилизировать заодно, но я вовремя ушёл. Видать, после распада союза, вся эта командующая верхушка в конец оскотинилась. Одни так и остались при погонах, другие в бизнес подались. Генерал Лукин - помнишь такого? - так и вовсе крупным нефтяным магнатом заделался. Смешно сказать, но я иногда почти с теплом вспоминаю советское время. Тоже дерьма много было, но по крайней мере в спину свои же не стреляли. Помнишь Йемен? После него меня к награде представили - орден "За личное мужество" на грудь повесили. А тут всю Вторую Чеченскую прошёл, а вместо благодарности пуля в затылок. Что поделать, в нынешней России люди не любят то, что напоминает им о прошлом. Зато теперь я, как видишь, свободный человек, - Орлов нарочито беспечно похлопал себя по груди тыльной стороной ладони. - Ладно, хватит про меня. Если шибко интересно - загляни на Брайтон, там тебе любая собака скажет, чем Юра Орлов занимался все 90-е. Лучше про себя расскажи. Я почти ничего о тебе не слышал с конца восьмидесятых. Так, долетали кое-какие слухи, но я слухам не верю. Так что рассказывай. Времени у нас, - он поднял глаза к темнеющему небу. - Вал.
Как же он тогда ошибался.

Отредактировано Yuriy Orlov (2015-07-18 07:34:44)

+4

6

Юра, значит. Как Гагарин, только Орлов.
Зимний Солдат усмехнулся, вздёрнув лишь один угол губ. Коротким фырком обозначил нечто вроде смешка. Судя по лицу Юрия, тот не считал шутку удачной, но Баки, как выражаются нонешние подростки и три четверти активных пользователей сети Интернет, "было норм". Природная смешливость умудрялась оставаться с ним всегда, даже когда в нём было больше от запрограммированной машины, чем от человека. Правда, тогда смешными чаще всего казались такие вещи, от которых у нормальных людей волосы вставали дыбом. Да и смеяться он в большинстве случаев не то забывал, не то эта функция просто не была активна в настройках по-умолчанию. В поздних версиях уж точно. И теперь приходилось осваивать навык заново. Успехи были, но пока относительные.
История, рассказанная пилотом Динамо, в общем и целом не отличалась оригинальностью. Война, и война, и глобальное разочарование. Баки был в глубине души свято уверен, что иначе вообще не бывает. Не у тех, кто умеет стрелять. Не у тех, кому довелось уродиться в чём-то излишне талантливым - жизнь всегда имеет на таких из ряда вон выходящие планы, не слишком заботясь о душевном комфорте. Не сахарные, мол, не растаете. И это, наверное, справедливо. За таланты надо платить.
- Стреляли, - немного невпопад ответил Зимний на предложение в свою очередь поведать о происходившем в его жизни.
Лукин. Имя вспороло слух и что-то в груди кривым зазубренным лезвием. Генерал Лукин. О, да. Он помнил. Куда свежее, чем хотелось бы. Идеальная операция. Убийство Красного Черепа. Куб. Взрыв. И снова куб. И Капитан Америка. Форт Лехай. Рваная путанка совсем недавних событий в памяти. Всё то, из-за чего Баки до сих пор толком не мог смотреть в глаза кэпу. Всё то, благодаря чему Баки снова был Баки и может быть однажды всё-таки сумеет расплатиться хоть с частью долгов.
- В спину и раньше стреляли. В том числе и свои. И знаешь, не только в Союзе. Это... неотъемлемая часть любой страны, любой организации. Всегда найдётся тот, кто сочтёт это допустимой мерой. И тот, у кого руки не дрогнут выстрелить.
Голос звучал на диво обыденно. Разве что чуть отрешённо. Баки смотрел на хлеб в своих руках и думал, что ему самому должно быть жутко от этих слов, звучавших так спокойно и уверенно, оглашая приговор всей системе человеческого общества. Но ему не было жутко. Тоскливо - да. Как у заросшей могилы, имя на которой вызывает лишь смутные сполохи неясных воспоминаний под метровым слоем пропылённых лет. А леденящего тихого ужаса едва свершившейся беды, когда ещё кажется, будто бы есть надежда, и можно что-то изменить и исправить - не было. Он уже слишком давно знал только что озвученную аксиому. Разве что не было повода высказаться вслух. А вот, гляди ж ты, пришлось к слову.
- Думаешь, здесь таких нет? Есть. Да ты и сам знаешь. Везде, где есть люди, там есть и война, и власть. И кто-то готов отдать свою жизнь, а кто-то забирать чужие. Своими руками или руками послушных марионеток с шестерёнками вместо мозгов. Таких, знаешь, слегка подмороженных между заданиями. Это к вопросу о том, чем я был занят с пятидесятых и до недавнего времени.
Баки смотрел на хлеб в своих руках и внутренне удивлялся: надо же, он держит святую в понимании многих народов вещь, тёплую благодать с хрусткой корочкой цвета бескрайнего поля теми же самыми руками, которыми отнял несчётное число жизней. И пальцы не дрожат сейчас также, как и тогда не дрожали. Сколько раз он был тем, кто нажимал на спуск из засады, подкрадывался со спины, убивал неожиданно и незримо - чужих, своих, неизвестных? Сколько ещё раз он будет делать то же самое, потому что ничего другого попросту не умеет? И будут меняться системы, идеалы, командиры. Он будет прежним. Тем, кто перережет горло дозорному на пути Капитана Америки. Тем, кто утопит в собственной ванной какого-нибудь министра или посла. Тем, кто запустит детонатор бомбы посреди мирного города. Тем, к кому будут обращаться в самых щекотливых ситуациях - промывая ли мозги, как Лукин, взывая ли к долгу и разуму, как Фьюри.
- А ещё всегда найдутся такие, кто развернёт любые идеи, законы и благородные устремления к собственной выгоде. И будут спокойно смотреть, как другие, те самые, готовые сражаться за светлое будущее, перегрызут друг другу глотки. Во имя высоких идеалов, разумеется.
Вновь усмехнувшись, Барнс наконец поднял глаза от хлеба, встретившись взглядом с Орловым. Говорить с ним было легко. Между ними не стояло сложных историй о сломанных судьбах, предательствах, выборе. На кого он теперь работал? На ЩИТ, с вероятностью в семьдесят девять процентов. Забавно, как часто в последнее время жизнь сталкивала Баки с агентами этой системы каким-то мудрёным образом - арестовать его почти и не пытались. Ну, разве что пару раз.
- Наверное, поэтому меня до сих пор и нет в Сопротивлении. Ты, кстати, знал, что официально меня там нет? Ну так если не знал, то теперь знаешь, - Баки вдруг коротко рассмеялся, сам поразившись, как легко вышло сделать это искренне, не играя. Вот только не очень-то весело. Скорее наоборот.
- А знаешь, почему? Я в него не верю. В кэпа верю, а в Сопротивление нет. Глупо, да?
Кажется, это называется "прорвало". Когда слова падают одно за другим тяжёлыми каплями, вроде бы неторопливо, мерно, и в то же время почти без пауз, сливаясь в неудержимый и напористый поток сознания, а взгляд упирается в неведомую точку где-то за собеседником, словно проходя сквозь него. Не замечая.
- Хотел бы я там быть. Идти за ним, рядом с ним, чуть впереди него, расчищая дорогу от всей той грязи, которая не должна оседать на его руках. Моим-то похрен - на них всё равно уже пробы ставить негде... Но я не верю в их ебаное Сопротивление, и не могу присоединиться. Не могу солгать кэпу. Всем, понимаешь, могу, а ему не могу.
На этот раз улыбка вышла совсем уж нехорошая - кривая, горькая, но в то же время резкая и холодная. С такими на войне смертники шли с последней гранатой под танк. И Баки не отказался бы поменяться местами с кем-то из них. Потому что вдруг с прозрачной как горный воздух ясностью понял, что завидует всем тем, кто ещё мог верить не только в строго определённых людей, но и в какие-то идеалы. Завидовал Юре, который до сих пор полагал орден искренней благодарностью от страны. Кэпу, который действительно верил, что Сопротивление может что-то решить. Старку, который в свою очередь верил, что сумеет превратить Акт во что-то удобоваримое. Как же люто он всем им завидовал. Они были наполнены своими идеями, мыслями, чувствами. К чему-то стремились, за что-то боролись. А он был пустым.
- Тебе... должно быть, непонятно, откуда такие сложности, - наконец вновь сфокусировав взгляд на Орлове и, видимо, отметив что-то в его лице, Зимний с лёгким вздохом покачал головой, словно осуждая сам себя за внезапный словесный выплеск. Но отступать теперь было поздно - откровенность за откровенность, и раз уж сказал "а" - говори "б". Вряд ли в ЩИТе у Динамо был достаточный допуск, чтобы кроме общих ориентировок он мог знать подробности истинной биографии Барнса, особенно до СССР.
- Не помню, знал ли ты меня под каким-то именем, кроме кодового прозвища. Но, в общем, меня зовут Джеймс Барнс.
Отложив бутерброд, Зимний с чуть саркастически-церемонным видом протянул Юрию правую руку. И добавил после короткой паузы:
- Но сейчас, как когда-то, друзья зовут меня Баки... если это о чём-то тебе говорит.
Память упорно отказывалась выдавать, как там было в Союзе современного Орлову периода с информацией об участии Капитана Америки и его юного напарника Баки во Второй Мировой. Вполне могло статься, что и никак. Но всё-таки Юра не сидел безвылазно в какой-нибудь русской глубинке. По всему выходило - должен смекнуть.
[AVA]https://img-fotki.yandex.ru/get/4800/99312310.b/0_c5288_4905c3d8_orig[/AVA]

Отредактировано Bucky Barnes (2015-08-11 18:40:32)

+3


Вы здесь » Marvelwars » Флеш » [15.07.2015] Кто не работает, тот ест!


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно